МЕРТВЕЦКИ ТРЕЗВЫЕ ЛЮДИ

Развала Союза Сосновка не пережила. Она его переживает. Здесь всё «когда-то» было «чем-то». Вот там свалка советского «социнвентаря» «когда-то» была клубом, вот тут «когда-то» была школа-интернат, и вообще «когда-то» огромной красной звездой во лбу всего Слонимского района здесь горело передовое хозяйство. Подозреваю, что в Сосновке «когда-то» были даже сосны, но, очевидно, очень-очень давно. Единственное, о чём здесь говорят не только в прошедшем времени, но и в настоящем – невзрачное двухэтажное здание из кирпича с табличкой «Центр реабилитации зависимых от алкоголя и наркотиков «Анастасис».

Часть I
ЧТО ИХ ОБЪЕДИНЯЕТ?

ПРИЧИНЫ

КИРИЛЛ: В 21 год я зарабатывал колоссальные деньги и смотрел на всех людей свысока, потому что понимал, что в таком возрасте мало кто может позволить себе столько. Я вообще себя считал непобедимым, божком каким-то, думал, что я всё могу. Когда в 2009-м произошёл кризис, мои доходы упали и меня сократили. Я сменил офис и дорогой костюм на работу монтажника.  Это был мужественный для меня поступок, но чувство уважения к себе серьёзно пострадало. Параллельно с финансовым начался кризис в отношениях с любимой девушкой.

У меня внутри это всё накопилось, и однажды я попробовал алкоголь. Я понял, что становлюсь пофигистом. Когда я был трезв, мне было больно и неприятно, я пытался что-то изменить. Теперь я перестал всё менять вообще. Когда мне становилось печально, я пил.

АНДРЕЙ: Я заболел, мне сделали пункцию спинного мозга, но из-за передозировки метотрексата меня полностью парализовало. Я пролежал три года, потом с горем пополам поднялся и через два года начал ходить. Я поступил в минский торговый колледж, отучился, приехал в свой город и устроился на работу. Тут такой карьерный рост у меня пошёл! Уже тогда в жизни присутствовал алкоголь. Было почти как обязательство: если праздник, то надо выпить, если горе, то тоже. Я не чувствовал никакой проблемы. Меня уважали, ещё и пальцем показывали, мол, смотрите, Андрей откуда поднялся и где сейчас.

Появились деньги, новое общество, где без застолий деловые вопросы не решались. Если договоры подписаны, материалы в полном объёме поставлены с отсрочкой платежа, то для организации ты – лучший специалист! Ну, и как же такому специалисту не простить ма-а-ленькую погрешность…

ПАША: Я знал, что все крутые парни в нашем районе – наркоманы, и думал, что, если буду употреблять, тоже буду крутым. А когда попробовал, решил, что наркотики – это моё. Я чувствовал себя под наркотиками суперменом. Я принимал стимуляторы и не спал месяцами: у всех неделя за неделю, у меня неделя – за две. Я успеваю делать намного больше, я успеваю тусоваться, все девушки мои, я просто звезда. Возвышаешься над другими, ощущаешь своё превосходство.
 

ДНО

КИРИЛЛ: Сначала пил дорогой коньяк. Когда пропил всю свою зарплату, полез в карман посмотреть, остались ли у меня деньги на то, чтобы опохмелиться. Утро, голова болит, очень плохо. И в кармане нашёл 60 рублей. Я пошёл в магазин и на эти 60 рублей купил себе бутылку портвейна. Я её покупал, и мне было настолько стрёмно, что я так опускаюсь, что я теряю свою жизнь. На работу иду в итальянском костюме, с работы через две недели в этом же костюме, только заблёванном. Я всё время себя как-то уважал, но вот это…

ПАША: Я тусовался по клубам, играл на игровых автоматах, но начал понимать: что-то мне мешает жить. Всё валится из рук. Ничего не интересовало в жизни, кроме употребления наркотиков: добыть бы ещё и потусоваться. Меня тогда захватывала жизнь в экстриме. Были передозировки, меня откачивали. Однажды 40 минут был без сознания. Скорую не вызывали, решили, откачают так откачают, а если нет – выкинут.

Когда начались эти проблемы, я наконец осознал, что не могу ни дня прожить без наркотиков. До этого я хотел стать наркоманом, а теперь понял, что у меня и выхода нет другого, я не могу уже хотеть или не хотеть кем-то быть, я уже есть.
 

ЛОЖЬ

ПАША: Потом начался саморазвод. Я ходил на собрания группы АА и с виду был образцовым выздоравливающим. На самом деле ездил «мутиться», а потом шёл на собрание и всем рассказывал, как я избавляюсь от зависимости. Очень скоро лгать стало невыносимо, и я перестал ходить на собрания. Я начал закалываться, потому что не мог остановиться. Закалывался до полного безумия, пока меня не обрубало. Дозировки были такие, что не знаю, как жив остался.

АНДРЕЙ: Первая фантазия алкоголика – это «я не алкоголик». Ну, а если я не алкоголик, значит, могу выпить сто грамм. И всё начинается заново. Я сам уже не различал, где в моих словах и действиях правда, а где ложь, что хорошо, а что плохо. А если употребить, то на все мои вопросы находились, притом такие, которые меня устраивали. Алкоголику удобно лгать себе. Это миф, и в этом мифе люди просто погибают.

ТЕОРИЯ АБСУРДА

КИРИЛЛ: Возил меня брат на кодировку. А перед кодировкой я в Интернете онлайн консультировался с врачом, который мне говорил, что это фигня. Тебе сделают укол, потом иди, пива попей, и ничего с тобой не случится. Зная это, я всё равно поехал, хотя у меня было искреннее желание бросить пить.

ПАША: Две недели до кодировки нельзя употреблять. Помню, боялся из дома выйти эти две недели – знал, чем это закончится. Меня отвезли к Хадоркину. После кодировки мне стало интересно, что со мной будет, если я употреблю. Первым делом я вышел и съел таблетки. Ну, меня разломало, мне нормально, и я поехал колоться.

АНДРЕЙ: У меня за плечами уже был паровоз болезней, но это не останавливало. Не знаю, почему я напрочь забывал и про близких, и про работу. Это как провал. Как в компьютерной игре управлять героем: вот он бежит, преодолевает препятствия и вдруг в один момент летит в пропасть. Выхожу из больницы, и у меня рождаются новые планы: мне надо зайти в кабак, чтобы выпить вина. Нормальному человеку этого не понять. Когда я не был в зависимости, тоже не понимал, как можно взять деньги, чтобы купить себе еды и отдать это на спиртное. Я не знаю, что это за сила… Нет страха даже перед смертью. Безразлично, что и как будет дальше.

«АНАСТАСИС»

КИРИЛЛ: Когда я приехал в «Анастасис» и узнал, что нельзя пользоваться мобильной связью и интернетом, у меня был шок. Что без меня девушка в Москве будет делать?! Короче говоря, я решил остаться здесь на месяц. Деньги за лечение уже отдал, поэтому буду съедать всё на завтрак, обед и ужин и задавать кучу вопросов, чтобы просто «отбить своё бабло». А через месяц уеду обратно в Москву – только так. 

Но спустя месяц я понял, что не могу зависеть от отношений с девушкой. Что эти отношения могут портиться изо дня в день. И что тогда? Мне спиться и умереть? Я понял, что это нужно только мне. Я хочу жить и могу изменить свою жизнь.

Тогда спросил себя, что будет, если я поеду сейчас в Москву? Да меня примут, да я всем по ушам проеду, мол, выздоровел и всё понял. И через месяц опять сорвусь. Я понимаю, что девушка рано или поздно скажет, что я ей такой не нужен. Но мне хочется семью. Я хочу быть примером для своих детей. Мне хочется что-то полезное в  жизни делать не только для себя, чтобы душа чем-то наполнялась, чтобы от этого было приятно мне и другим людям.

АНДРЕЙ: Сначала я приходил на занятия и тупо повторял то, что говорят другие. Не то чтобы у меня на самом деле было чувство надежды или разочарования… Да кто его знает, что это такое! Что услышал, то и сказал. Так происходило около месяца. Потом я стал задумываться. Сделал первую работу. Написал всё честно. И… прям полетел. Мне так легко стало. Очень скоро я понял, что мне хочется здесь быть. Меня не волновали проблемы, которые остались в прошлой жизни.

Раньше я выходных ждал ну… как Выходных! Это планировалось с понедельника. А сейчас я жду воскресенья, чтобы в церковь поехать. Я не знаю, что случилось, но мне хочется в церковь. Я долго  думал, как бы мне избавиться от прошлого, от тех друзей, от всего того бытия, в котором я жил. Сейчас это меня абсолютно не волнует. Отвалилось как-то это само по себе.

ПАША: Я не знаю, хочу ли я продолжать заниматься дизайном. Чем я хочу заниматься, так это работать над собой. Вижу, как меняюсь я и как меняется моё отношение к миру.

ВЕРА

ПАША: Когда работал в монастыре, я думал, что верю в Бога. На самом деле не было веры. Потому что если вера появилась, я думаю, потерять её нельзя. Всё шло, по-моему, хорошо: я иногда мог употребить наркотики, выпивал. У меня была такая идея: скоро я съезжу в Иерусалим, поднимусь на Голгофу и исцелюсь. Я поднялся, но ничего не произошло. Тогда я решил, что Бога, наверно, нет. Люди прикладываются к иконам и исцеляются, а я подвиг совершил – и  ничего. И с того момента я начал активно колоться. В том числе и прямо в иконной мастерской. Ничего святого, когда начинаешь употреблять.

КИРИЛЛ: По субботам я тусовался в клубах, но каждое воскресенье отправлялся к брату, и мы ехали вместе причащать девчонок. Я сам не исповедовался и не причащался, но молился, мне было от этого легче. Я просил Господа о помощи, шёл с молитвой предпринимать какие-то действия. У меня получается, думаю «Слава Тебе, Господи!» и иду дальше. Но потом появились люди, которые называли себя христианами и много говорили о том, как мне следует жить, а сами при этом жили совершенно иначе. Тогда у меня пропала вера. Здесь я снова её обрёл настолько, насколько она мне опять нужна. Я материалист и жду всё же каких-то результатов от своих просьб. И я реально их вижу! Ну как тут не верить?

БОГ

ПАША: Когда я сюда приехал, слово Бог не мог сказать. Говорил «Высшая Сила», «Высший Разум», «Дух Вселенной», мне не нравилось слово Бог. Но у меня есть представление о том, во что я верю. У меня есть характеристики Бога, которые я признаю. Он любящий – ну, это как ни крути! Он немного стебётся надо мной, Он защищает меня, Он весёлый, Он не желает мне зла, это я уже заметил.

АНДРЕЙ: Мне проще, когда есть правда. Когда есть Господь и промысел Божий. Это Господь так решил, и пусть так будет.

___________________________________________

Часть II
МЕРТВЕЦКИ ТРЕЗВЫЕ ЛЮДИ

В поисках центра пришлось общаться с местными. Едем по просёлочной. Навстречу парень. Игорь бросает взгляд на неуверенно приближающуюся фигуру, медленно высовывается из окна автомобиля.

- Э.. а Вы не знаете, где у вас здесь «Анастасис», центр…?

-???

- Ну... реабилитации…

Прохожий пожал плечами и ушёл. Я с недоумением смотрю на Игоря, мол, «что за мутный вопрос?»

 - Ну, понимаешь, я не хотел его обидеть…

Ещё немного проехавшись по Сосновке, мы начали понимать, что милосердие фотокора может обойтись нам дорого, ибо кроме потенциальных обиженных нам никто не встречался. В конце концов удача – и вот мы в «Анастасисе». Обременив собой здешнее общество почти на 3 дня, мы попытались узнать, что значит помогать алкоголику выздоравливать «по-православному».

КАИ И ГЕРДЫ

Вкратце это значит следующее: берём 12-шаговую программу реабилитации Анонимных алкоголиков (или АА), находим в её содержании словосочетание «Высшая Сила» и рядом в скобках дописываем «Господь наш Иисус Христос». После скобки ставим снежинку, внизу пишем сноску «Рекомендовано принять во внимание».

Директор центра Сергей Владимирович Алексеев сам выздоравливающий алкоголик – так здесь принято называть человека, у которого есть проблема – носит на груди значок в виде верблюда. Оказалось – символ движения АА. Толкуется очень романтично: животина может не пить сутки, а чтобы попить, становится на колени. Терминология, символика, разного рода лозунги, заимствованные у анонимных алкоголиков, здесь повсюду, но любимое слово всех обитателей центра – «программа». Главное заимствование и краеугольный камень, на котором здесь основано всё или почти всё. Самые новые новички относятся к программе с подозрением, новички постарше – с интересом, а у «старичков» при любом упоминании о цифре 12 загорается взгляд и в голосе появляется придыхание.

Реабилитанты обычно очень хорошо помнят дату приезда в «Анастасис» и «статью», по которой «сидят». Даже если на занятии им нужно сказать всего одно слово, обязательно представляются с указанием этой «статьи»: «Евгений, алкоголик» или «Петя, наркоман», и только теперь слово. Чтобы не забыть. Забыть для зависимого самое страшное. Если забудешь – всё,  ты проиграл. Все, кто имеет отношение к центру: и пациенты, и специалисты – в один голос утверждают, что выиграть на 100% невозможно никогда, но если умело держать оборону, то можно научиться жить со своей болезнью. Правда, для этого нужно сначала вообще научиться жить. В «Анастасисе» считают, что эта способность пропадает годам к 45-и, поэтому слишком взрослых к себе не принимают.

Разговариваю с директором ребцентра Сегреем Алексеевым.

– Кто такие алкоголики?  Это дети. У них детское мышление, детские страхи и капризы. Тело их взрослеет, а душа нет. Плюс употребление влечёт за собой и страх,  вину и стыд. Но алкоголик не хочет этого испытывать и создаёт для себя иллюзорный мир, в котором ему удобно жить без чувств. Он не умеет переживать.

–  Неужели алкоголик ничего не чувствует?

–  Скорее он не знает, как правильно выражать то, что у него внутри. Вот и выражает всё матами. Поэтому мы пытаемся помочь пациентам «разморозить» чувства: научиться различать их, называть своими именами, обращать внимание на то, как тело реагирует на те или иные переживания.

Задача упрощается тем, что вся стена в классе для занятий облеплена табличками со словами «радость», «грусть», «усталость» и в этом духе. Почему-то среди этих табличек висит и одно весьма лаконичное руководство к действию – табличка побольше, на которой шрифтом «для слепых» написано: «Повесь мозги на стену». Без понятия, что это значит и каким образом это начинает работать, но вскоре многие делают для себя небывалые открытия:

– Случается всякое: один в задании написал: «сегодня я увидел корову». Вы знаете насколько было приятно! Ему 40 лет, а он первый раз корову увидел. Хотя жил где-то в районе, где коров этих… Он их просто не замечал, они ему были неинтересны, – говорит Сергей Владимирович, потягивая из чашки крепкий кофе.

В это время в комнате уже собрались 9 человек: 8 реабилитантов и один Виктор, он же консультант, он же заместитель директора, он же алкоголик. В прошлом у Виктора бурная история употребления и нешуточная попытка суицида – парень загнал себе в живот нож с лезвием в 13 см и чудом не задел ни одного жизненно важного органа. Тогда в больнице познакомился с первым в своей жизни анонимным алкоголиком. Виктор немного заикается и очень громко звенит связкой ключей, которая всегда при нём. Много говорит об анонимных алкоголиках и о том, как программа двенадцати шагов изменила его жизнь.

–  Вокруг меня всегда было много людей, в сущности, мне не было скучно жить, но внутри я всё равно был одиноким. И вот когда ты приходишь и видишь точно таких же людей, тебе тепло от этого. Я просто полюбил анонимных алкоголиков. Для меня теперь это жизнь.

Слово «жизнь» вырвалось из Виктора так, будто ему только что вытащили кляп изо рта.

Итак, в комнате 9 человек. Чтобы понять, кто алкоголик, а кто наркоман понадобилось секунды две: семеро со скрещенными руками и ногами готовы, кажется, провалиться сквозь землю из-за нашего присутствия, двое наоборот очень уверены в себе. Позднее получу скудный комментарий психолога: «Понты у наркомана остаются на всю жизнь. Понты и спесь».

Впрочем, очень скоро и позёрство, и стеснение заканчиваются, начинается нормальный разговор. Здесь нельзя перебивать или просто говорить, когда вздумается, – всё начинается с поднятой руки. Пациенты по кругу называют свои чувства, неизменно вглядываясь в стену, ту самую, на которую предлагается «повесить мозги». Видно, что некоторым очень тяжело. Есть бодрые и уставшие, разговорчивые и не особенно эмоциональные, но вне зависимости от своего состояния все делают то, что должны, очень смиренно.

Слушаем аудиозапись с речью анонимного алкоголика, что называется, выше среднего уровня: что-то о страхах и женщинах. Потом все стараются вспомнить и назвать свой основной страх. Ещё немного такого общения – и молитва Высшей Силе, которую произносят взявшись за руки. Это единственный момент, когда в течение дня звучит словосочетание «Высшая Сила», все остальные молитвы (утренние, вечерние или перед трапезой) обычные православные.

У «Анастасиса» официальный церковный статус и положение при Свято-Успенском Жировичском монастыре. При этом всем хорошо понятно, что человека с асфальтовой болезнью с тротуара на небо сразу не забросишь, но подсадить можно. Каждый новоприбывший реабилитант подписывает «бамажку» о том, что обязуется подчиняться всем установленным здесь правилам. Помимо всего прочего в эти правила входит участие в молитве и посещение храма.

В Центре есть молельная комната с иконами, лампадами и аналоем – всё как положено. Выкрашена розовым, только задняя стенка у самого входа  здорово вытерта.

  – Это новички своими... спинами повытирали. Придут, присядут... Мы не хотим их насильно воцерковлять, но приходить они обязаны. Возле церкви тоже сидят. На морозе бывает. Никто из них никогда не жалуется. Вот так два месяца посидит, а на третий глядишь и заходит. Смотришь, свечку купил, смотришь, отдельно стал перед иконой, молится. Читают утреннее и вечернее правило. Некоторые даже на церковнославянском. Зачем это надо им, я не знаю, но мне радостно, когда в них что-то рождается. Нужно действовать очень осторожно – человек должен полюбить Церковь. Многие выходят отсюда, пытаясь воображать, что они Её полюбили, но на самом деле этого нет. Впрочем, всему своё время.

СМЫСЛЫ СЛОВ

Уже вечером первого дня в нашем лексиконе появились выражения «быть в употреблении», «сохранить трезвость», «быть в сухости», «обнулиться», «спонсор», «выздоравливающий наркоман», «фундамент чистоты» и прочее. Анонимным алкоголикам, как какой-нибудь народности, впору составить собственный разговорник. При этом в разговорнике вы легко найдёте слово «болезнь», но не найдёте слова «лечить».

Объяснением смысла слов в «Анастасисе» занимается нарколог и психолог Григорий Григорьевич Небоженко, седовласый мужчина с мягким прокуренным баритоном и доброжелательной улыбкой. Григорич – «свой человек» и местный авторитет. 15 лет назад он перестал «лечить» и начал «помогать» снова же благодаря знакомству с АА. Вообще складывается впечатление, что у людей «Анастасиса» какая-то поразительная совместимость: они как пазлы подходят друг другу и появляются здесь, когда наступает их время.

– Мне надоело осознавать, что я не могу лечить. Поэтому я перестал грузиться тем, что люди не хотят лечиться , перестал тянуть человека к трезвости. Я беседовал, работал, шёл вместе с ним, но если он стоит на месте, здесь я бессилен, – твёрдо констатирует Григорич.

Во время занятия с психологом никто не говорил об алкоголизме. Ситуация больше походила на урок на психфаке с растолкованием пучка смыслов: что такое контроль, манипуляция, совершенство. «Это для того, чтобы они правильно понимали слова и стремились соотносить их со своими действиями – не обманывали себя», – поясняет Григорий Григорьевич, – а пить… Пить я никогда не начинал, поэтому не знаю как бросить». Григорич человек самодостаточный и уверенный в себе, единственная его тревога о том, «что будет дальше»:

–  Многие реабилетанты уезжают отсюда и дальше ничего не делают. Они думают, что всё сейчас само произойдёт.

–  Почему?

–  Потому что лень. Теперь они знают правду о себе, и алкогольное «не могу» поселяется на улице «не хочу».

На собраниях анонимных алкоголиков принято бравировать сроками трезвости: «Я не пью десять лет!», «Я три месяца!», «А я три дня!». В случае срыва, соответственно «на колу висит мочало», но пить до реабилитации и после неё – две большие разницы. Пациенты говорят, что, как бы там ни было, но спокойно выпить они уже не смогут, во всяком случае, такого кайфа, как раньше, не будет. Как минимум потому, что появились знания и опыт трезвости. Обратная сторона медали в том, что болезнь прогрессирует и эмоциональная нагрузка увеличивается. Православный психолог и нарколог Илья Жлобович комментирует свои опасения по поводу срывов: «Каждый последующий срыв будет тяжелее предыдущего. Это может быть сделано кратковременно, но более интенсивно: будет больше выкурено и больше выпито».

Приходит на ум одно смешное сравнение: зависимость – это что-то похожее на тоннель в ушах. Сначала прокалываешь дырку, вставляешь серёжку, потом кольцо, кольцо побольше и так далее, пока мочка не превратится в огромную дыру от бублика. Жить с бубликом в ухе не особенно удобно, но если снять, неудобно вдвойне. Пустота всегда должна быть чем-то заполнена вне зависимости от того, насколько это нормально. В песне украинской группы «Транс-Формер» есть строчка: «Я заповнив вином те місце, де була душа». Похоже, что зависимость – тот самый случай. Если убрать вино, то нет ничего удивительного, что на место души вдруг станет «программа». Григорию Григорьевичу это кажется нормальным:

 – А я хочу, чтобы они зависели от программы. Потому что это положительная зависимость: это смена круга общения, смена взгляда на жизнь.

ТРИНАДЦАТЫЙ ШАГ

Психолога Илью Жлобовича пациенты ребцентра, мягко говоря, недолюбливают. Как минимум за кардинальность методов работы. Кардинальность заключается в том, что Илья Николаевич считает, что «Анастасис» – это необходимый, но не последний для зависимого шаг. 13-й шаг – жизнь на подворье православного монастыря или в самом монастыре самое малое год.  Психолог предлагает «выдернуть» человека из программы, когда тот может стать от неё зависимым.

– Там везде красной нитью проходит мысль о том, что человек должен  научиться жить с этой проблемой, что это неизлечимо, но я считаю, он должен иметь надежду уйти от болезни и получить шанс на полное исцеление. Что будет, когда через три месяца наркоман вернётся домой? Большинство людей слабы противостоять своим друзьям, которые посадили их на иглу, наркобарыгам, наркодиллерам, которые толкали им дурь, девушкам, которые склоняли их к употреблению. Очень тяжело отказаться от старой жизни. Маленькие дорожки всё равно ведут к ней, поэтому именно сейчас важно полностью сменить своё окружение.

– Неверующего можно отправить в монастырь?

–  Нет, нельзя.

– Тогда что с ним делать?

– Делать его верующим.  К сожалению, я знаю много примеров постоянных рецидивов, когда люди идут только по программе. Но я знаю намного меньше рецидивов, когда люди шли с верой. Ознакомившись со всеми методами реабилитации и лечения зависимых, я пришёл к тому, что только вера даёт потрясающий результат. Но для этого нужно осознать это самому. Для этого нужно самому открыть сердце Богу. И здесь вера в Бога позволяет им приобрести тот авторитет, против которого они боятся пойти. Тот контролёр, который является для них всеобъемлющим. Они чувствуют помощь, они начинают верить в бессмертие, они начинают верить в грех, понимать, что такое хорошо, что такое плохо. У них начинают формироваться классические моральные ценности. Есть случаи, когда невозможно действовать по-другому. Если не поступить кардинально, человек умрёт.  Здесь нужно брать топор и рубить. В такой ситуации наркология – это хирургия.
 

___________________________________________

Часть III
ТЕРАПИЯ И/ИЛИ РЕЛИГИЯ?

Духовник центра «Анастасис» иеромонах Евстафий (Халиманков) помогает прояснить ситуацию.

– Почему православный центр реабилитации зависимых пользуется 12-шаговой системой АА?

– Аскетическую методику борьбы с  чревоугодием (сюда же относится и алкоголизм) Святые Отцы разработали во всех нюансах. Но сегодня даже мы, монашествующие, читая святоотеческие книги, не можем по ним жить. Что уж говорить о сумасшедшем ритме жизни в миру, о диком напоре греха! Для того чтобы освоить истины, о которых пишут Отцы, мирянину нужны годы подвижничества. Но где эти годы возьмёт человек, у которого сейчас конкретная проблема – пьянство?

И вот стандартная ситуация: он приходит в храм за помощью. Что ему священник может предложить? «Вот тебе, дорогой, акафист перед иконой Божией Матери «Неупиваемая чаша» и молитвочки мученику Вонифатию против пьянства». В лучшем случае брошюрку какую-нибудь даст дореволюционную. Для человека, у которого мозги в алкогольном чаду, это всё благочестивое чтение на непонятном церковнославянском языке – китайская грамота. Он воспринимает это чисто магически и, попив святой водички, ждёт чуда. Чаще всего этого чуда не происходит, потому что Бог ждёт, что человек сам изменится. А как меняться человек не знает. Ему говорят: «Живи по заповедям Божиим», а он не понимает, что это за заповеди, и не вдумывается в смыслмолитв. Получается трагическая ситуация: мы человеку даём блюдо, которое он не может съесть.

Да и вот в чём беда: мы с людьми и хотели бы работать, но просто не знаем как. И вот тут находятся эти анонимные алкоголики. Откровенно говоря, не всё мне близко в этих методиках. Но мы работаем с ними уже пятый год, и я вижу результат. И там, где мы, священники, не справляемся, справляются эти группы. Их программа чётко разработана и понятна любому современному человеку, религиозному или нет. В этом её уникальность. Никто из бывших пациентов не застрахован от того, что снова запьёт, но, по крайней мере, у них появляется надежда. Человек получает опыт трезвости и систему, по которой он дальше может работать над собой.

– Анонимные алкоголики могут помочь неверующему?

– Сознательных атеистов очень мало. Но проблема в том, во что люди верят. Мы, православные христиане, считаем истинной только веру в Господа Иисуса Христа, Который основал Православную Церковь и до сих пор действует в Ней и спасает нас. Для анонимных алкоголиков это не обязательно. Но смысл в том, что эта программа нерелигиозная. Чисто медицинская вещь. Здесь нет задачи привести человека к Богу. Цель – исцелиться от алкоголизма.

– Тогда Бог – Средство.

– Да, и это немного коробит. Но Господь перед нами смиряется. Большинство людей, которые приходят в храм, смотрят на Бога как на Средство. И если мы вспомним Евангелие, то увидим, что Он всегда это принимал и говорил: «Я пришёл не для того, чтобы Мне служили, но чтобы послужить» (Матфея 20:28). Господь готов служить, и Он это делает постоянно. Он идёт на то, чтобы быть средством для нас.

Вопрос в том, что дальше? Если заканчивается только этим, тогда это тупик. Это всё равно, что студент поставил свечку за экзамен или мама заказала сорокоуст о больной дочери. Сработало и до свидания. Потому мы должны думать о том, что будет с этими людьми после того, как эта программа им поможет. Здесь начинается наша основная работа. Если мы ими не займёмся, ими займутся сектанты, что уже и делают с большим успехом. Анонимные алкоголики уже давным-давно существуют при разных молитвенных домах, и люди потом становятся сектантами. Такая есть у нас болезнь: бить себя кулаком в грудь, говорить какие мы крутые и при этом ничего не делать. Вот что грустно. Безусловно, есть вещи, которые могут настораживать в этой программе православного христианина, и здесь, я думаю, мы должны как люди Церкви просто помочь.

Мне кажется, эта программа – вещь чисто медицинская, что-то похожее на обыкновенную терапию с помощью медпрепаратов.

– Если в какой-то методике есть Бог, её хочется воспринять как религию.

– Да, и тогда это страшно. Когда эту программу воспринимаешь как последнюю инстанцию, когда её обожествляешь, пиши пропало. Всё, что заменяет Бога, становится идолом. Так вот программа, безусловно, должна стоять как минимум на втором месте. На первом месте у человека всегда должен стоять Господь. Но алкоголик, как правило, ничего не знает о Боге, поэтому не услышит Евангелие. Зависимого надо сначала привести в человеческий вид. И уже потом, грубо говоря, катехизировать. Вот представьте, приходит человек с опухшим лицом, его колотит. Он понимает, что уже пить не может. И не пить не может. Просто человек дошёл до ручки. И что, будешь говорить ему о Боге? О Троице? О природе Церкви? Для него всё это – пустые слова. Его реально сейчас надо просто вывести из ямы.

– О чём Вы говорите с пациентами?

– Я говорю с ними именно как православный священник. По программе тут работают специалисты. Я эту программу знаю немногим лучше, чем вы, поэтому я просто выполняю свои обязанности. Практически как в воскресной школе. Пока они здесь находятся, моя задача – насколько это возможно, их воцерковить. Некоторые священники больше разбираются в программе и связывают программу и православное вероучение. Наверное, это более эффективно для пациентов, но я сознательно этого не делаю. Я считаю, что для них важнее получить не какое-то там адаптированное христианство, а христианство в его нормальном классическом виде. Я тоже какое-то время сравнивал 12 шагов с заповедями блаженств. Скажем, «Блаженны нищие духом» и первый шаг «вы осознали своё бессилие перед алкоголем». Как человек творческий, начинал делать разные далеко идущие выводы, но потом понял, что это лишнее. Программа программой, а православное христианство православным христианством. Не надо смешивать воду и елей.

– С первой минуты в «Анастасисе» меня не покидает ощущение, что зависимость – это та ситуация, когда все страсти, которые у всех нас внутри, несколько увеличиваются в прогрессии и становятся видны невооружённым глазом. Какая разница, где они и насколько велики, всё равно и у зависимого, и у здорового одна проблема…

– Вот что меня в этих людях восхищает, так это то, как они серьёзно относятся к борьбе с конкретной страстью. Ведь по идее мы должны относиться так ко всем страстям – брать довлеющую и воевать с ней. «Работать», как бы здесь сказали. Ведь как только начинаешь бороться с собой, вдруг обнаруживаешь, насколько ты немощный человек. Преподобный Марк подвижник сказал, что попытка жить по заповедям Евангелия научает человека его немощи. В монастыре много таких ситуаций: до прихода в обитель человек замечательный, а потом начинается такое! Идёт вразнос: грубит, ожесточаться, его начинает выворачивать. Вылезают наружу страсти и грязь. Потому нам бы тоже хорошо иметь какую-то духовную методику и в монастыре, и на приходе, как это выработано здесь. Опытные духовники как-то интуитивно создают такую программу.

– Многие пациенты говорят, что не могут положиться на Бога. Как думаете, почему?

– Проблема в том, что почти ни у кого нет веры. Если бы она была, то человек пришёл бы в храм, прочитал акафист, приложился к иконе и исцелился. А как эта вера может возникнуть, если ты не знаешь, в кого верить? Как я могу полюбить какого-то абстрактного человека, о котором я ничего не знаю? По крайней мере,  я должен о нём узнавать, встретиться с ним. У меня тогда есть шанс его полюбить. То же самое с Богом. Как можно верить в непонятного Бога?

– Меня настораживает мировоззрение тех, кто здесь давно.

– Меня настораживает зависимость от этой программы. Многие её критики говорят, что человека просто с одной зависимости пересаживают на другую. И конечно, в этом плане очень важно подхватить этих людей, чтобы они росли, чтобы они не зацикливались на этих анонимных алкоголиках. Чтобы они увидели, что перед ними открывается огромная перспектива. Пока они в трезвом состоянии, есть возможность какое-то зёрнышко в них посадить. Конечно, тут не может быть грандиозных ожиданий, но надежда, что кто-то станет по-настоящему верующим человеком, есть. Поэтому мы и работаем.