Милый снимок. Круглая столешница, фрукты, букет с чем-то садово-полевым и прекрасная дочь моего коллеги, сидящая в центре кадра в ползунах и с улыбкой Моны Лизы. Подпись: «Весенний натюрморт». В три секунды в голове предательски выстроилась цепочка из значений и отсылок к истории натюрморта, которая разрушила всю магию и воздушность подписи так же, как персидские мастера разрушили «Слуцких ткачих».
Ладно, разрушили – это перебор, но всё же. Всё же, всё же... Всё же ничего живого в натюрморте быть не должно (прости, что выдала твою творческую ошибку, любезный господин N, но это нужно для дела). Дело, кстати, очень серьёзное – дело жизни и смерти. «Memento mori» – говорили голландские художники, писавшие в XVII веке яблочки, черепа и тушки гусей. Кажется, барочные творцы убегали тогда в тщетность, бренность и «суету сует», скрываясь от вымотавшего всех Возрождения. Удивительные вещи: зачем скрываться от бушующей жизни в смерти? Или нет – может быть, их просто не устраивал тот взрывной и румяный вариант жизни, может быть, с помощью смерти они опровергали его, вторя кольцу царя Соломона: «И это пройдёт».
Складывается впечатление, что в XVI- XVII веках в Европе вообще только тем и занимались, что выясняли свои отношения со смертью. И немудрено, ведь предыдущая эпоха, воспевшая величие плоти, почти обрекла потомков на неверие в смерть. Но увы, смерть не заметить сложно. А что происходит в уме, когда человек верит в одно, а видит совершенно другое? Минимум – «пичалька», максимум – уныние. Итальянцы смеялись сквозь слёзы, испанцы разочаровывались, французы надменно шутили, а немцы воспевали тление. Но удивительное дело – человечество не спилось, не развратилось вконец, не ушло в магизм, не устроило массового самоубийства, сохранило семью. Оно временно ушло в «позолоченный» мир высокого и избранного, снобистского, если хотите, но ведь не умерло. Почему?
Христианство. У них было христианство. То самое, которое сожгло зеленоглазых барышень и подбросило дров в костёр Джордано Бруно. И надо же – спасло Европу, отделив науку от бабушкиных сказок.
«Ну и методы у этих спасателей, хочу я вам сказать». Положим, о методах из XXI века не нам судить, а факт остаётся фактом. Да и вообще неизвестно, какие методы вскорости нужно будет применять к нам в нашем веке. Ситуация ровно та же. Правда, есть одно исключение – теперь у нас почти нет христианства. А сами мы скорее устроим конец света, чем уйдём в мир высоконравственного. И кто же будет нас спасать? «Пушкин!» – ответила бы моя бабушка. Но, по-моему, он тоже в сговоре с деятелями барокко:
Сердце в будущем живёт;
Настоящее уныло:
Всё мгновенно, всё пройдёт;
Что пройдёт, то будет мило.
Словом, спасать нас от смерти некому. Кроме Господа, разумеется. Так что, как говорят всем новым сотрудникам больших офисов, «если есть желание и возможность, мы всегда можем работать вместе». А иначе – полный натюрморт.
