«ОН НАМНОГО БЛИЖЕ, ЕСЛИ СЛУШАТЬ ЕГО ВНИМАТЕЛЬНО»

Однажды в Тбилиси на высоте шестьдесят два метров над землёй я услышала фразу, которая стала для меня судьбоносной. «Своя воля губительна для человека» – в узкой кабинке колеса обозрения отец Вячеслав вдруг её произнёс. Почему должно было пройти двадцать пять лет жизни, чтобы я смогла наконец принять этот смысл? Увидеть в нём не слепое следование библейской заповеди, а откровение, от которого не хочется бежать. Понять, что значит «Найдёте покой душам вашим, ибо иго Мое благо и бремя Мое легко есть».

 БОГ ВООБЩЕ 

– Вот Господь решит прийти на землю во второй раз, и все умершие восстанут из могил и с крестами пойдут к Богу! – моя бабушка не получила образования и воцерковилась поздно, поэтому многое из того, что она говорила, было фольклорного толка.

Как раз тогда умерла в деревне какая-то баба Маня.

– Что, и баба Маня тоже из гроба восстанет?

– Да, она тоже.

Я большими глазами смотрела на бабушку и просто не могла не верить.

Когда я была ребёнком, мама работала в городе, а меня в Массолянах воспитывали в основном дедушка с бабушкой. Я всегда называла их родителями. Родители пели в церковном хоре. В детстве они приводили меня на клирос, я рассматривала иконы и узорчатые стены. Казалось, что Бог на меня смотрит. Я всегда с радостью бежала на исповедь и причащалась.

Никто не заставлял ходить в храм, у меня была полная свобода – я могла проснуться в 10 и к 12 прибежать в церковь на целование креста. Помню, как отец Анатолий Неробов говорил с улыбкой: «О! Соня пришла. Ну ничего, работник 11-го часа, засчитано!» Бабушка говорила: «Ты маленькая, можешь не идти, поспи». – «Нет, – пищу, – я пойду!»

В детстве Бог был явно, был несомненно, но одно дело, когда ты видишь, что Он есть вообще, другое – когда Бог живёт в тебе. Тогда, думаю, этого не было.

Разве только, я очень любила молиться. Лет в 8 даже дала Богу обещание: если мама приедет на выходных, я буду молиться каждый день до 12 лет. Начала по утрам и вечерам читать «Отче наш» и втянулась. Когда мне было уже не 12, а больше, я вспомнила о своём обещании и поняла, что не буду прекращать.

Самая искренняя молитва, самая преданная – молитва, обращённая к отцу, который тебя любит, – была в детстве. В молитве все слова были весомые, это не было словоблудием. Только самое искреннее от души и по делу. Не было ничего вроде «пусть мама шоколадку привезёт», я помню, что получала удовольствие от общения с Богом.

 ПАПА 

Наверно, потребность в отце помогла мне почувствовать, что Бог есть. Поскольку я росла без папы, его не хватало – того идеального, который бы стал для меня всем. Когда нет чего-то, что есть у других людей, духовные вещи ценятся и переживаются сильнее. Так же чувствовалось и присутствие божественной силы – ты знаешь, что кто-то тебя оберегает.

Мне хотелось отца больше, чем кого-либо. Никто не был нужен. Родной отец был в моей жизни до 5 лет. А потом он ушёл, оставив только письмо, состоящее из одной сточки: «Если я буду пить, оставлю семью». Он своё обещание сдержал и исчез навсегда.

Для меня стали врагами все – дедушка, бабушка, мама. Потому что не было семейного комфорта. Маму я видела раз в неделю, а бабушка и дедушка казались людьми, которые забрали у меня возможность быть с мамой. Всегда ругалась с ними. Помню, даже однажды сказала бабушке «хочу, чтобы тебя машина задавила!» Мне было как раз пять. «Да как ты посмела?! Бабушка любит тебя, а ты…»

Недавно я прочитала статью одного священника, который говорит о том, почему дети желают смерти родным – не потому, что на самом деле этого хотят. Они просто хотят, чтобы взрослые на какое-то время оставили их в покое. В детстве мне казалось, что меня слышит и понимает только Бог.

 В ОДНОЙ ЛОДКЕ 

Поскольку в деревне я была приезжей, в школе меня не принимали. Со стороны одноклассников всегда были какие-то выпады. Говорили, что я безотцовщина, что у меня мама одиночка, не нравилось, что я учусь хорошо, однажды даже камнями забросали.

Был такой случай.

Сижу на школьной площадке, сама с собой играю. Вдруг моя одноклассница подходит и в мою сторону какие-то слова бросает плохие. Я как-то себя сжала в кулак в этот момент. У меня было ощущение, что я терплю. Ты не злишься, не ненавидишь эту девочку – ты просто терпишь и её любишь. Это такое потрясающее чувство, которое, мне кажется, можно испытать либо в детстве, либо во взрослой жизни, когда ты уже многое пережил в духовном плане. И если бы это происходило сейчас, я бы не стала так терпеть. Не считала бы нужным.

Я приходила в слезах из школы домой, бросала портфель за печку, сама падала на диван и первые минут десять всегда ревела. В школе я никогда не плакала. Бабушка всё это видела, обнимала меня и говорила: «Лапонька моя, Бог терпел и нам велел». Эта фраза мне помогала. Я понимала, что надо терпеть, как и Бог, Который был распят, как бабушка мне сказала. В этом есть подвиг. В твоём детском терпении есть смысл.

Некий авторитет в виде Бога делал то же, что и я. И моя жизнь что-то значит, несмотря на то, что кто-то меня забрасывает камнями. Это ощущение, что Тот, в Ком ты видишь отца – самый важный в твоей жизни– делает так же. Мы с Ним в одной лодке.

Но я всё равно «раздваивалась». С одной стороны, вроде ты такой «мученик», а сам творишь беззакония: ты злой ребёнок, ты грубый ребёнок, локтями расталкиваешь своих родных. Когда выросла, я поняла, что это был своего рода баланс – я расталкивала локтями своих родственников, лукавила, обманывала, в то же время меня саму расталкивали локтями другие.

 ШАГ 

Повзрослев, я поступила в университет и перебралась в город. Чувствовала себя здесь какой-то закомплексованной. Мне казалось, что нет любви, нет дружбы, и мне нужно сделать какой-то шаг, чтобы это обрести.

На первом курсе мой преподаватель – Светлана Альбертовна Горская – познакомил меня с девушкой из Марфиинского братства. Мы подружились. Я начала ходить в братство и вести церковную жизнь. Потому что «надо». С детства меня учили, что «в церкви хорошо», да я и так это понимала, но возраст брал своё. В восемнадцать-двадцать лет вокруг тебя много-много искушений. Бог как полнота жизни не попадает в твоё сердце. Хочется общаться с парнями, хочется развлекаться. С одной стороны, есть желание делать то, что хочется, с другой – идти за Христом. Ты начинаешь взрослеть умом, а сердце оставляешь на втором плане. Я продолжала ходить в братство, потому что надо было подкреплять сердце. Надо было не отпадать.

Братство стало для меня тем обществом, которого не было в детстве – коллективом любви, за которой ничего не стоит. Это люди, которые не знают, что такое пойти за угол и обговорить или бросить камень.

Теперь я хожу в братство, делаю добрые дела и всё такое, но я человек ещё зажатый, привыкший терпеть и бороться, но не привыкший просто общаться с людьми. Не привыкший отдавать, любить.

 ЭТО ТЫ? 

Когда умерли бабушка и дедушка, казалось, что земля ушла из-под ног. Бабушка умерла первой, а через месяц на моих руках умер дедушка. Я тогда очень испугалась и поняла, что детство закончилось. Вдруг потеряла связь с Богом, потому что хотелось решать земные вопросы. Было тяжело и больно. В тот момент слова отца Александра Гука о том, что мы плачем о себе, а не об умерших, меня подстегнули, и я начала молиться за своих родителей. Сработало чувство долга. Как же так – родители дали мне знание о Боге, а я не буду молиться за них? Я должна была не лениться и читать Псалтирь в течение сорока дней. Именно тогда церковные книги и молитвы открылись для меня в своей полноте. А поскольку умер один человек и сразу же другой, это был непрерывный процесс.

Начался новый период моих отношений с Богом, я начала выбираться из своей холодной ветхой скорлупы. Разные удивительные случаи мне это показывали.

Например, был такой период, когда в семье не было денег. Как-то меня угостили печенюшками. Ладно, думаю, привезу в братство, там будут дети из детского дома, если что-то останется, поем. В результате я отдала детям всё. А через двадцать минут после того, как угощения разошлись, пришёл Ваня Кояло (нынешний отец Иоанн) с горстью бананов и говорит: «Оля, я был на рынке в воскресенье, мне сказали, что это нехорошо. Вот решил хоть бы купить бананов и сделать доброе дело – возьми, съешь, сколько тебе хочется».

В такие моменты ты готов воспринимать Бога. К Нему открывается сердце, и ты понимаешь, что делать добро это классно. Не потому, что тебе принесут горсть бананов, а потому, что ты получаешь удовольствие от того, что делаешь добро. Не хочу говорить об этом как о каком-то чуде, это вполне реальная и естественная жизнь.

Моё «я должна быть с Богом»стало превращаться в«я хочу», потому что были моменты, когда я ощущала присутствие Господа. Это когда тебе уже не хочется «есть бананы». Потому что ты думаешь только «Господи, это Ты, да? Ого! А покажи ещё!»

 «МОЁ УПРЯМСТВО ОГРАНИЧИВАЛО БОГА» 

У меня было очень много и личного «хочу». Жизнь своими фантазиями о любви, об идеальном муже, которого я могла увидеть в первом попавшемся человеке. Фантазёрство о том, что я буду делать в жизни только то, что хочу, буду учиться там, где хочу, и прочее. «Хочу-хочу-хочу» шло вразрез с тем, что я видела в Церкви – что-то подсказывало мне: так не может быть. Моё упрямство ограничивало Бога.

Началась грустная личная жизнь. Появился человек, которого я хотела видеть в роли своего мужа, считала, что могу привести его к вере. Я хотела эту большую игрушку, но понимала, что наши отношения не складываются. Он часто обижал меня. Иногда мне даже казалось, что я несу какой-то подвиг, когда терплю его отчитывания и грубость.

Вообще... Когда мне было шестнадцать лет, я попросила у Бога страданий – серьёзно. Говорю: «Дай мне, пожалуйста, страдать из-за любви». Сильные чувства помогали мне писать стихи, а не писать я не могла и не хотела. Это желание было настолько сильным, что маховик был закручен – должно быть, Господь принял моё желание. Но последствия «хочу» я смогла оценить только теперь, когда встретила этого человека и четыре года мучилась, общаясь с ним непонятно ради чего.

Это желание меня высушило. Я превратилась в выжатую тряпку. Как сейчас помню, иду я с Фортов и говорю «Господи, хватит, я не хочу больше, останови это, пожалуйста, я поняла, что моя воля губит меня же».

И вот Господь снова открылся, когда желание исчерпало себя. Я ещё была с этим человеком какое-то время, страдала, мучилась, но интуитивно чувствовала, что колесо желаний останавливается.

Вскоре отец Вячеслав Гапличник, узнав о происходящем, предложил молиться вместе с ним целый месяц о том, чтобы Господь разрешил ситуацию в личной жизни. Я молилась, казалось, всё начало налаживаться, мы с моим молодым человеком собирались пожениться. И вдруг после двух недель молитв всё рушится – он меня бросает. Тут я вспомнила слова отца Вячеслава: «Ты сама будешь знать, что делать, всё решится само собой». Пришло состояние, когда я была готова принять Божью волю в любом виде. Ты готов идти за Христом, когда отрешаешься от того, чего тебе очень хочется. Потихонечку успокаиваешься.

Ты не можешь искать Бога так, как ты хочешь. Он намного ближе, если слушать Его внимательно.

 ГРУЗИЯ 

Всё изменила Грузия. С отцом Вячеславом и братством мы отправились в самое важное паломничество в моей жизни.

Вместе со схиархимандритом Серафимом (Бит-Хариби) и нашей группой мы поднимались в гору, чтобы посетить монастырь преподобного Давида Гареджийского. У меня было сложное психологическое состояние: прошлое я оставила позади, а впереди, казалось, ничего не ждёт. Моя нервная система была расшатана, я была истощена всем случившимся и физически это меня подкосило. Под палящим солнцем на полпути мне стало плохо. Поднялось давление, я испугалась. Вернулся страх смерти, который преследовал меня уже несколько недель по вечерам. Я не понимала, что происходит.

Пришлось остановиться и сесть. Группа пошла дальше, а отец Серафим, заметив, что мне нехорошо, остался со мной. Мы говорили о разном, среди прочего я рассказывала о своих страхах, он это принимал и находил слова утешения.

– Ты не знаешь Бога, радость моя. Хочешь понять Его хоть столечко, посмотри, что Он для тебя сделал. Он пришёл, сел с тобой за один стол, умыл тебе ноги и взошёл на крест...

Рядом сидел монах, в поступке которого я увидела подражание Господу. Пусть это и несравнимые вещи, ведь он ничего не сделал гениального – просто остался с тобой – любой мог так же. Но это было своего рода напоминание о том, что Господь – Он вот такой. Не бросит, утешит и останется с тобой, когда будет тяжело. Это было откровение.

Благодаря отцу Серафиму именно в этот момент мне открылась красота жертвенности ради Бога, ради любви. Не слепое исполнение заповеди, а искреннее желание идти за Богом. Оно смогло появиться только тогда, когда закончилась погоня за своими мечтами.

Когда позже мы спускались с гор, от моей печали не осталось и следа. Я понимала, что пребывание в любви – это лучшее состояние, и радовалась этому как ребёнок.

Мы вернулись из монастыря, сели в машину, и тут я вдруг поняла, что наш водитель – человек, который посвятил нам уйму времени, – голодный. Я это только тогда осознала. В сумке лежало два персика. Я говорю этому грузину: «Вы голодный, наверно. Хотите персик?» И он с такой радостью взял и съел так вкусно! Мне казалось, что это я ем.

Это удивительный момент, когда понимаешь, что коридор желаний, который ты выстроил по разным причинам: чтобы отомстить одноклассникам, доказать свою правоту–ничто по сравнению с тем, что человек, совершенно тебе незнакомый, тот, которого ты, может быть, в жизни никогда не увидишь, съел твой персик.

Тогда в Грузии, казалось, ты был готов ко всему, что устроит в твоей жизни Господь. Хотелось для Бога сделать что-то невероятное. Очень хочется молиться. Здесь у меня появилось новое желание: «Господи, я хочу послужить Тебе».

 ЧТОБЫ ОН СУЩЕСТВОВАЛ 

Когда горы закончились, началась новая жизнь. Я вернулась домой и встретила Сергея. Вообще-то он всегда ходил рядышком. Желания были «колпаком», который не допускал ко мне нужных людей, в том числе и моего будущего мужа. Глядя на него теперь, я подумала: вот с ним можно служить. И предложила Сергею поступать в семинарию.

Желание служения – это не второй круг «хочу», это, может быть, такой каприз: «Господи, Ты же меня любишь, можно я покапризничаю? Это моё, Ты же видишь, что мне это очень дорого».

И самое главное в этом что? Я ведь искала отца. Это Господь, безусловно. Но мне нужен был отец, которого можно пощупать, который тебя обнимет. И вот оказалось, что на земле мой «отец» – это мой муж. Он – глава семьи, как Глава Церкви – Христос. А я должна создать для любящего, главного человека в моей жизни все-все-все условия, чтобы он существовал. Я вдруг почувствовала, что именно это – моё. Огромный запас нерастраченной дочерней любви, который я пыталась растратить на разных людей, уйдёт вот в этого отца. Мне захотелось отдать Сергею все «персики», которые у меня есть.