ГУМАНИЗМ. КТО ПОБЕДИТ В ВОЙНЕ СМЫСЛОВ?

Одна из самых умилительных ситуаций складывается в социальных сетях, когда множество христиан в графе «взгляды» пишет «монархические». Признаться, я такой завидной уверенностью похвастаться не могу. И не знаю, может ли абсолютно искренне ею похвастаться хоть один человек, которому сегодня меньше девяти десятков лет.

Как бы то ни было, но мы воспитаны в гуманистическом обществе. И даже если бы поняли, то едва ли почувствуем, почему «монархические» будто бы лучше «демократических» иже с ними. Нам всё сложнее понять, что такое верность, послушание, долг. Если хотите, можем проверить опытно. Пушкин — светило из светил — не мог попасть за границу. Невыполнимая задача для современного человека — понять «почему нельзя». Правильно, ведь теперь, как заметил однажды Павел Лунгин, «любая учительница берёт с собой ребёнка и мужа пьющего и летит в Париж. Вы можете читать любые книги, у нас практически нет цензуры…» Правда, потом добавил: «И в то же время, жить, почему-то, гадко».

Словом «гуманизм» сегодня пользуются все, кому не лень. По одной простой причине — у каждого заинтересованного свои представления о человеколюбии. Главное — предмет заинтересованности. Если деньги — гуманно бомбить арабов и делать ЭКО, если чужое государство — гуманно убивать младенцев в утробе, отбирать детей у родителей и устраивать гей-парады. И если я воспитан только в этом обществе, только этим обществом, и у меня нет ничего кроме этого общества, мне ни за что не почувствовать «почему нельзя». Даже если что-то во мне запротестует, то тут же подброшено будет слово «гуманизм» и ещё какие-нибудь глупые и не глупые аргументы, принимаемые мною за истину просто потому, что гуманизм – это болезнь времени. Одна из тех, которые мы не замечаем и даже считаем благом. А раз для всех гуманизм – благо, разве может это быть ложью? В перипетиях современных представлений о гуманизме пытаемся разобраться вместе с настоятелем Свято-Борисо-Глебской церкви протоиереем Георгием Роем.

— Гуманизм — это в первую очередь положительный или отрицательный для вас термин?

— Скорее положительный, несмотря на то, что он отягощён определённым антихристианским содержанием. Я думаю, мы христиане вполне можем интерпретировать это философское понятие в христианском ключе, или, иначе говоря, наполнить его содержанием христианским. Ведь и христианство говорит о благе человека, о его спасении, свободе, о равенстве всех людей пред Богом и Его правдой, о долге жертвенной любви к человеку.

— Мне кажется, человек, рождённый и воспитанный в XX-XXI вв., попросту не может плохо относиться к гуманизму. Как вы считаете?

— Да, и поэтому мы обязаны побороться за христианский смысл этого термина, за его внутреннее содержание. Гуманизм как идея любви и защиты человека, его прав, свобод и достоинств имеет глубоко христианское измерение. Мы предлагаем обществу альтернативу. Православные богословы и философы прекрасно раскрыли христианский смысл этого термина. Но, к сожалению, теперь в современной информационной войне — в войне смыслов, мы проигрываем. Для христиан XXI века очень важно сделать так, чтобы это понятие снова обрело христианское звучание. Думаю, вместо того, чтобы ругать и развенчивать взгляды современных гуманистов, лучше выбрать позицию диалога.

— Но мы не поймём никогда друг друга.

— Почему же? Во-первых, никогда не говори никогда. Во-вторых, Дух дышит, где хочет. Нельзя сказать, что Бог живёт только там, где купала и кресты. Бог действует и через этих людей тоже. Здесь очевидна проблема недостатка взаимной открытости: с одной стороны, представители секулярного гуманизма вычёркивают христианство, как ненужное и устаревшее, с другой — христиане, зачастую вычеркивают современный мир с его проблемами и исканиями и замыкаются на своей внутрицерковной жизни. Но ведь современный гуманизм — это не только отстаивание прав геев или ещё каких-либо меньшинств. Это и борьба с голодом в глобальном масштабе, и борьба с эпидемиями, и борьба за права человека, в конце концов. То есть борьба с тем, что беспокоит и нас — христиан. Тогда давайте определимся с позициями: нам есть о чем поговорить. Существует множество злободневных проблем и каждый из нас может сделать что-то хорошее во имя любви к человеку, для защиты его прав и свобод, даже если мы исходим из разных предпосылок.

— При этом ярые гуманисты нарочито антирелигиозны. Откуда такая христианофобия? Что по ним так ударило?

— Они не обязаны быть религиозными или быть нашими друзьями. К сожалению, из-за того, что ещё со времён Ренессанса гуманизм всё же противопоставляет себя христианской традиции, у современных гуманистов есть, так сказать, естественное стремление к таким выпадам. Это, в свою очередь, нередко вызывает не менее резкое противостояние со стороны христиан. Тогда и возникает отчуждение. Но я считаю, что мы не должны спешить обижаться, и там, где это возможно, вести конструктивный диалог. Понимаю, что есть такие случаи, где христиане однозначно воспринимаются как враги, там этот диалог вряд ли получится. Но по опыту общения хочу сказать, что со многими людьми, которые придерживаются либеральных взглядов на общественное устройство, можно найти точки соприкосновения. В том смысле, что у нас по многим острым проблемам современности мнения совпадают.

— А если точка соприкосновения – повенчать геев, тогда что?

— Есть целый ряд вопросов, где компромисс однозначно невозможен. Мы, как христиане апостольской традиции, никогда не примем многие позиции современного гуманизма. Это противоречит истокам нашей веры, это невозможно.

— Получается разделение светской культуры и церковной.

— Такое разделение было всегда и всегда останется. Церковь по природе своей отлична от мира. Да, мы имеем совершенно иное мировоззрение. Но это не значит, что мы должны отвергать возможность диалога. Мы готовы к взаимодействию, по тем направлениям, где наши взгляды на проблемы человека совпадают. Полное разделение культур было бы неправильным шагом со стороны Церкви. Святейший Патриарх Кирилл, например, понимает это и ратует за активный диалог со светским обществом. Если люди адекватны, готовы слушать наши аргументы и уважать нашу позицию, которая основана на Священном Писании, то с ними можно вести диалог. В конце концов, мы такие же граждане нашей страны, как и люди, не разделяющие религиозных взглядов, и мы не меньше их имеем право отстаивать свои взгляды и ценности. Не гуманно отвергать позицию христиан лишь за то, что она основана на христианских предпосылках. Ведь с точки зрения гуманизма, каждый имеет право на свое мнение.

— Но и эти люди приведут свои аргументы и попросят выполнить их требования. Кроме того, светская культура в какой-то момент не захочет оставаться светской и попросит повенчать геев.

— В любом случае, в православной Церкви этого никогда не случится. Иначе мы потеряем право называться Христовой Церковью. Сам по себе конфликт неизбежен: Церковь всегда жила в состоянии той или иной войны — идеологической или культурной. Поэтому нельзя думать, что мы оказались в исключительно новой ситуации. Сегодня у нас одна проблема, завтра другая, но Евангелие нельзя подстраивать под прихоти человека, в какое бы время он ни жил. Наш исторический путь полон опыта мученичества и исповедничества, христианство и теперь самая гонимая в мире религия, и не исключено, что и нашему поколению или поколению наших детей придется пройти через подобные испытания.

— Для Вас хоть в чём-то ценно то представление о свободе, которое несёт современный гуманизм?

— Для меня понятие свободы ценно в принципе. Церковь — это не компартия, где все должны думать одинаково, здесь тоже должны быть свобода и разномыслие. Кто-то разделяет монархические взгляды, кто-то демократические, кто-то вообще аполитичен. Политика нас не должна разделять, у Чаши Христовой мы братья и сёстры. Какая политическая идея самая главная для христианина? — помнить о том, что в первую очередь мы граждане Царства Божьего, мы представляем интересы Царства Божьего в этом мире. Это моя главная политическая идея и главный политический интерес, а всё остальное второстепенно. Когда люди об этом забывают, и когда монархизмом или либерализмом заменяется Православие — вера христианская — вот это уже беда. А так если братья во Христе, монархист и демократ, облобызаются у Чаши Христовой, и политические взгляды им при этом не помешают, то проблемы никакой нет.

— Тем не менее, в христианской среде считается чуть ли не хорошим тоном иметь именно монархические взгляды. А потом на это всё придёт гуманист и сделает из чьих-то взглядов христианский «догмат», который и поспешит обругать.

— В таком случае это неправильный гуманист. Правильный гуманист, мне кажется, по определению демократ. А если так, значит, он должен признавать возможность разных точек зрения. Когда гуманист становится воинствующим гуманистом, и из-за своего представления о гуманизме начинает клеймить и вычеркивать из общественной жизни тех или иных людей, то это уже не гуманист, это тот же самый диктатор. Это человек, извративший суть той идеи, которой придерживается.

— Ренессансный гуманизм ненавидит маленького человека. Его герой титан. Поэтому представление о гуманизме как о мировоззрении, в котором важен каждый, учёные (В. Межуев, В. Фёдорова, А. Бузгалин и др.) считают вульгарным. Как случилось так, что маленький человек в сознании современных гуманистов стал во главу угла?

— А стал ли он во главу угла? Если сейчас столько говорят о маленьком человеке, это не значит, что его жизнь действительно хороша. Всё-таки капитализм в не лучших своих проявлениях и теперь правит бал. Огромные транснациональные корпорации пытаются манипулировать маленьким человеком. Он здесь становится заложником. Когда в медиапространстве маленькому человеку отдаётся главная роль, то это лишь способ манипуляции, игра, и едва ли честная. Мне кажется, сильные мира сего всё же определяют развитие общества. Недавний экономический кризис, безработица в Европе, социальные протесты свидетельствуют о том, что проблема с маленьким человеком, а не с большим — не с титанами, а именно с нами. Думаю, эту проблему признают и гуманисты. Современный гуманизм с этим не справляется.

— Гуманизм — это шаг от неравенства. Нужно ли тогда полагать, что это антихристианское мировоззрение?

— Почему? У нас в евхаристической общине все равны. Идея равенства — это идея христианская. В Церкви нет неравенства или его, по крайней мере, не должно быть. То, что вы обращаетесь ко мне «отец», значит, что я должен быть именно отцом, а не начальником. Это роль попечения, но мы все абсолютно равны перед Христом. Но христианский взгляд на проблему равенства заключается в том, что общество должно быть солидарным. Не должно быть так, что богатые утопают в роскоши, а бедные голодают. В такой организации общества не проявляется идея христианской любви и взаимоподдержки. Правильное общество построено на принципе любви. А сделать всех равными невозможно, потому что мы обладаем разными дарованиями, разными интересами, в конце концов, мы мужчины и женщины, мы дети и старики, люди разных народов и разных традиций. Мы не можем быть абсолютно равными, но можем жить так, чтобы слабые не пропадали. А вот идеи современного либерализма как раз таки и ставят слабых под удар. И если представитель светского гуманизма так же оценивает это как проблему, он мой единомышленник. Мы можем вместе стать на защиту человека и его достоинства.

— Вы говорите об идеальном гуманисте. Значит ли это, что может быть такое светское мировоззрение, которое в смысле добрых дел альтернативно христианскому?

— Как христианин и священник, я глубоко убеждён, что истинный и самый глубокий гуманизм возможен только со Христом. Но это не значит, что те люди, которые пока Христа не нашли, сразу записываются в когорту наших врагов. Нет! Эти люди могут быть в поиске. Они могут не знать Евангелия, но поступать по-евангельски. Я уверен, что человеку, который искренне творил добро и сражался за него, Господь рано или поздно откроется, и такой человек войдёт в Царство Божье.

— Получается, самый искренний гуманизм заходит в тупик?

— Не знаю. Я живу совершенно иными принципами. Я не могу сказать, как чувствуют себя такие люди. Но мне доподлинно известно, что многие действительно заходят в тупик.